Белорусская историография в советские времена, исходя из принципа «классовой борьбы», подчеркивала классовый характер Люблинской унии. Ее причины находились в стремлении к объединению сил польских и литовских феодалов для усиления эксплуатации непривилегированных классов — крестьянства и мещанства. При этом классовому размежеванию придавалась этническая окраска: польско-литовские феодалы создавали общее государство в целях полонизации и окатоличивания белорусского и украинского народа. Компромиссный характер унии при этом обосновывался «боязнью польских верхов народных восстаний и особенно массового перехода населения в Россию».
Современная белорусская историография склоняется к акцептации взглядов М. Любавского и новейшей польской историографии, в первую очередь выдающегося знатока предмета Юлиуша Бардаха. Особо следует упомянуть монографию Павла Лойко, в которой автор не выходит за рамки подобной традиционной трактовки внутриполитических процессов в ВКЛ в середине XVI в. В то же время концепция И. Лаппо и его последователей, если судить по работам, которые выходят в настоящее время, не находит пока что должной поддержки в белорусской исторической науке.
В польской историографии доминирующей стала концепция, предложенная Оскаром Халецким. Он посвятил истории унии отдельное фундаментальное исследование, которое своим структурным содержанием напоминает гегелевскую схему развития истории: Люблинская уния 1569 г. в этой работе характеризуется как необратимое и абсолютно закономерное завершение унийного процесса. Концепция О. Халецкого выходит из этическо-идеалистического подхода к развитию взаимоотношений между Польшей и Литвой во время правления династии Ягеллонов. Сутью этих отношений была, на его взгляд, реализация «Ягеллонской идеи», которая заключалась в добровольном, братском объединении обоих народов. В исследовании О. Халецкого генеральной является мысль, что политическая эмансипация шляхты в ВКЛ происходила одновременно с осознанием неизбежности заключения унии с Польшей для победы над магнатерией и построения государственно-правовой системы по польскому образцу. Тезис о единстве унийного и эмансипационного процессов прочно закрепился в польской историографии и является ее характерной чертой по сегодняшний день.
Однако и в польской историографии за последние десятилетия сформировались альтернативные взгляды на сущность унии и роль шляхты ВКЛ в ее заключении. Это ярко показывают работы Генрика Виснера, Гжегожа Блащика, Генрика Люлевича, в которых они обращают внимание на негативные последствия унии для ВКЛ и противоречивую роль шляхетского сословия в этом процессе.
Одним из наиболее убедительных аргументов в пользу мнения о стремлении шляхты ВКЛ к подписанию унии с Польшей, который с легкой руки О. Халецкого закрепился в историографии, стали события в военном лагере под Витебском в сентябре 1562 г., где от имени собранной в посполитом рушенье шляхты было отправлено посольство к Сигизмунду Августу с просьбой о совместном с поляками решении некоторых актуальных политических вопросов. По мнению О. Халецкого, это было первое сознательное выступление шляхты ВКЛ в пользу унии, которое показало Сигизмунду Августу поддержку шляхетским обществом этой идеи и засвидетельствовало необходимость ее скорейшей реализации. Инициатива шляхты в немалой степени была отзвуком на пропаганду с польской стороны позитивных последствий унии и осознанием ее пользы для себя.
Важнейшие источники о событиях в военном лагере под Витебском сохранились в библиотеке Чарторыйских в Кракове. Комплекс состоит из трех частей. Сначала идет своеобразное введение в тему — написанное анонимным автором вступление, в котором кратко характеризуется внутриполитическая ситуация в ВКЛ в 1562 г., в частности, описывается характер отношений между «панами» и шляхтой. Текст написан на польском языке, и его автором, безусловно, является поляк. Во второй части содержатся «списки» (spisy, spisky), в которых в тезисной форме приводятся требования шляхты, собранной под Витебском. Далее идет письмо от имени посольства в составе Яна Ходкевича, Мальхера Шемета и Гаврила Бокея к великому князю, в котором излагаются предложения шляхты.
В своих взглядах автор вступления склонялся к необходимости соединения (другими словами — инкорпорации) ВКЛ с Польшей. Главной преградой на пути к унии, по его мнению, являлись «паны», которые не желали допускать шляхту к власти и, исходя из этого, не были заинтересованы в развитии в ВКЛ «шляхетской демократии».
Однако содержание источников показывает, что уния понималась в военном лагере иначе. В качестве главного требования было выдвинуто предложение созвать совместный сейм, на котором в первую очередь должны быть решены вопросы избрания будущего господаря и общей обороны перед внешними врагами. Отдельным пунктом стоял вопрос о создании единого правового поля в Короне и княжестве с целью реализовать в ВКЛ принципы «шляхетской демократии». Уния понималась как совместное решение этих основных задач. При этом было четко зафиксировано, что шляхта не соглашалась с выдвинутым в Польше инкорпорационным проектом унии: «А знай же, милостивый король, на совместном съезде с поляками не хотим согласиться на то все, к чему они нас бы привести хотели с упадком нашей Речи Посполитой».
Несмотря на резкие слова в адрес магнатской верхушки, создатели петиции не отказывались от сотрудничества с ней, предлагая Раде совместно решать злободневные политические вопросы. Главной проблемой для них являлось игнорирование шляхты как полноценного участника политического процесса. Признавая огромную роль Рады в политической жизни страны, шляхта считала правомочным и необходимым требовать своего полноправного участия как «меньшего сословия» в обсуждении важнейших государственных вопросов. Она предложила созвать съезд (сейм), где получила бы возможность донести до ведома господаря и радных панов свои «просьбы». Иными словами, «меньшее сословие» хотело заполучить реальное место в главном представительном форуме страны и оказывать непосредственное влияние на принятие политических решений.