Подводя итоги, следует констатировать, что отношение элит ВКЛ к Ливонской войны было неоднозначным и противоречивым. В начале ливонского конфликта правящие круги без особых колебаний выступали за участие княжества в борьбе за подчинение Ливонии, хорошо понимая, какие большие стратегические выгоды это даст. Большую и возрастающую обеспокоенность вызывала угроза войны с Московским государством. Это привело в конце концов литовскую политическую элиту к тяжелому выбору между войной и миром. Выбор зависел от отношения к перспективам ливонской политики ВКЛ.
Сигизмунд Август твердо собирался удерживать Ливонию под своим контролем, расценивая это как один из важнейших элементов стратегической безопасности княжества. С самого начала позицию господаря поддержали Иероним и Ян Ходкевичи, которые отстаивали интересы Жемайтской земли — региона, тесно связанного с Ливонией. Я. Ходкевич в немалой степени благодаря приверженности к активной ливонской политике удалось выбиться на лидерские роли в политической жизни ВКЛ.
Представители могущественного рода Радзивиллов заняли противоположную позицию. Они были разочарованы результатами деятельности в Ливонии, которая, по их мнению, лишь привела ВКЛ к широкомасштабной войне с Московией и исчерпала финансово-хозяйственные ресурсы страны. Выход из кризисного положения, в котором оказалось княжество, Радзивиллы видели прежде всего в скорейшем завершении войны — либо с помощью нанесения решающего удара по Московскому государству, либо посредством заключения перемирия. Это позволило бы восстановить ресурсный потенциал и избавиться от давления со стороны Польского королевства, стремившегося во что бы ни стало заключить инкорпорационную унию с ВКЛ.
60-е гг. XVI в. стали временем очередного вынесения на первый план в политических взаимоотношениях между ВКЛ и Польским королевством так называемого «унийного вопроса». Характеризуя предпосылки и причины заключения Люблинской унии 1569 г., большинство исследователей придерживалось мнения, что шляхта ВКЛ являлась сознательным проводником и группой поддержки подписания нового союзного соглашения с Польшей. Уния, на ее взгляд, гарантировала привилегированному сословию ВКЛ получение тех «золотых прав и свобод», которыми пользовалась польская шляхта. Ее заключение ознаменовало собой победу «шляхетской демократии», благодаря которой именно шляхта сделалась главной действующей силой на политической арене. Тяжести Ливонской войны были фактором, который ускорил окончательное решение унийного вопроса.
Однако действительно ли стремление шляхты к заключению унии с Польшей было главной тенденцией социально-политических процессов в ВКЛ в середине XVI в.? Была ли средняя шляхта основным и, главное, сознательным проводником и заинтересованной группой в объединении Короны и княжества?
Прежде историография отвечала на эти вопросы положительно. Более того, подобные утверждения стали своеобразным историографическим стереотипом, который переносится без критического анализа из работы в работу, не подвергаясь обсуждению. На это есть определенные и достаточно очевидные причины.
Исследования социально-политической истории ВКЛ, начатые в России в конце XIX — начале ХХ в., сформировали господствующий взгляд на тогдашние политические процессы. В историографии закрепилась схема, предложенная Матвеем Любавским.
По словам М. Любавского, социально-политическое развитие ВКЛ определялось постепенной политической эмансипацией средней шляхты, что проявлялось в ее стремлении расширить свои права и свободы. Замедляла процесс магнатерия, имевшая значительные властные полномочия благодаря вхождению в господарскую Раду. Рада выполняла совещательные функции при великом князе, притом обязательного характера. В интересах магнатов было не допустить широкие массы шляхты к равному с ними участию в реализации властных полномочий.
Главной тенденцией социально-политических отношений в ВКЛ являлась борьба этих двух привилегированных социальных групп за доминирование в политической жизни страны. Благодаря утверждению Статута 1566 г. и заключению Люблинской унии в 1569 г. формально эту борьбу выиграла шляхта, получив прямой доступ к власти через сеймовые и судебные структуры.
М. Любавский при обосновании своего мнения о стремлении шляхты ВКЛ к заключению унии с Польшей ссылался в основном на польские источники или исторические работы XVII в., хотя, как известно, основной документальной базой его исследований послужили материалы Метрики ВКЛ. Эта парадоксальная ситуация выявляет одно из слабых мест в аргументации М. Любавского.
В свое время данную концепцию поддержал Владимир Пичета, доведя ее до полной схематизации. В его статьях вовсю проявилась классовая интерпретация событий внутриполитической жизни XVI в. Так получилось, что В. Пичета был едва ли не единственным историком, который в советское время затрагивал в своих исследованиях политическую историю средневековой Беларуси и был здесь бесспорным авторитетом.
С другой стороны, в работах Ивана Лаппо, которые выходили в то же время, развивался альтернативный взгляд на сущность внутриполитических процессов в ВКЛ в преддверии знаменательного 1569 г. По мнению этого ученого, больших расхождений в позициях шляхты и магнатерии по вопросу дальнейших взаимоотношений ВКЛ и Польши не было. Внимание акцентировалось на консолидированном отстаивании шляхетским обществом ВКЛ общегосударственных интересов. И. Лаппо отводил значительное место изучению правовых аспектов развития внутриполитических процессов в ВКЛ. Этот исследователь отмечал, что после заключения Люблинской унии княжество сохранило основные атрибуты суверенитета. В дальнейшем концепция И. Лаппо нашла своих сторонников среди представителей литовской историографии.