«Лист об новинах» также ничего не сообщает о подготовительных мероприятиях московской армии. Описание характера сражения в этом источнике позволяет заключить, что литвины использовали при ударе фактор неожиданности, который в немалой степени обусловил успех. Литовские гуфы, «в справе будучи на местцу стояли, и, зготовившися, з росказанья пана гетьмана навышшого, пан гетман дворный подступил к ним з людом и росказал учинити потканье…». Из его содержания следует, что войско ВКЛ стояло далеко от противника.
Избегается тема подготовительных мероприятий и в хрониках М. Стрийковского и А. Гваньини. Однако они сообщают важную информацию о том, что группировка П. Шуйского разбила лагерь на Чашницких полях под Иванском. Это может свидетельствовать о том, что литовское войско атаковало московитов не во время марша, а именно тогда, когда они находились в лагере. Это подтверждается тем, что битва началась поздним вечером или даже ночью. Логично допустить, что вряд ли в такое время войско было на марше.
Московские летописи, описывая событие, сообщают, что удар литовской армии был неожиданным. Московские солдаты не имели при себе оружия и не стояли в боевых рядах: «Царевы же и великого князя воеводы не токмо доспехи [не] успели на себя положити, но и полки стати не успели, занеже пришли места тесные и лесные». Летописец обвиняет воинов в недобросовестном исполнении своих обязанностей: «Шли не по государьскому наказу, оплошася, не бережно и не полки, и доспехи свои и всякой служебной наряд везли в санех». Как видим, в Москве вину за поражение возлагали на воевод, ко-торые оказались не способны подготовить свои войска к встрече с противником.
Хорошо видно, что между московским и литовским описаниями начала сражения существует четкая конфронтация. Однако не все источники литовского (точнее — западного) происхождения говорят об открытом характере Ульской битвы. Среди них диссонансом звучит «Хроника европейской Сарматии» А. Гваньини. Согласно ей, литовские солдаты «по московитам ударили, которые были беспечны, и не могли быстро взяться за оружие, а наши им не давая передохнуть, без устали рубали, кололи кого только могли достать». Московитам в такой ситуации ничего не оставалось, как броситься наутек: «Московиты, видя, что им тяжело сопротивляться, коней распустили по холмам, полям и лесам, и уходили, куда кто мог».
А. Гваньини пишет, что удар литвинов оказался для московитов полной неожиданностью; московиты не смогли опомниться и оказать сопротивление. Эта информация созвучна со сведениями из Никоновской летописи. Добавим, что в одной из московских разрядных книг есть упоминание, что литвины совершили нападение на группировку П. Шуйского «без вести».
Как же происходило нанесение главного удара по московскому войску? «Лист об новинах», на наш взгляд, лает снова наиболее детальную информацию. Согласно описание его неизвестного автора, литвины нанесли удар с двух сторон — фронтальной, а затем тыльной: «Яко ся з ними (московитами) поткали, заразом их сперли, аж потом почали тыл додавати, и так теж гонячи за ними били их». Эта атака сразу же принесла успех, так как погоня началась через довольно короткое время после нее. Как свидетельствует «лист об новинах», литвины «за ласкою божьею тое войско на голову поразили…».
Созвучное с этим источником описание хода сражения дает Я. Коммендони. Однако между этими описаниями наблюдается одно существенное различие. Согласно сообщениям Я. Коммендони, роты «бурграва из Полоцка» (Б. Корсака?) и Г. Баки первыми вступили в открытый бой с основной частью московской армии. Затем к ним присоединились роты Ю. Зеновича и князя Соломерецкого. Бой имел равный характер, и лишь после подхода новых отрядов конников в места, где натиск литвинов слабел, победа склонилась на литовскую сторону. Битва продолжалась примерно два часа. Переломным моментом стало бегство с поля боя раненого П. Шуйского, после чего в московской армии началась всеобщая паника.
Факт панического бегства московитов и погони за ними литовского войска подтверждает большинство источников. Литовские солдаты гнались за московитами примерно 5 километров. Я. Коммендони добавляет, что погоня происходила в направлении реки Кривица, где литвины остановились. Он, а также А. Гваньини сообщают, что при этом много московитов потонуло в реках и погибло от рук крестьян из близлежащих сел. Описание в источниках заключительной части сражения не оставляет сомнений, что именно во время погони погибло основное количество московитов.
Таким образом, перед нами встают два варианта развития сражения: в одном из них битва имеет характер открытого боя, в другом сначала были разбиты передовые отряды московитов, и лишь потом состоялась генеральная атака, которая была, скорее всего, неожиданной для противника. По нашему мнению, второй сценарий ближе к действительности: это была быстрее сеча, чем открытая битва в классическом виде.
Польское наемное войско не участвовало в Ульской битве 1564 г. Во время боя оно находилось поблизости Борисова. Узнав о сражении, оно двинулось в сторону театра военных действий, оно вскоре было задержано по приказу наивысшего гетмана Н. Радзивилла Рыжего, который после разгрома московитов не видел необходимости в привлечении поляков. Стоит заметить, что в письме, направленном в Варшаву, Радзивилл еще надеется на скорый подход польского войска, чтобы объединенными силами ударить по противнику, находившемуся на то время под Оршей. Я. Коммендони, сообщая 10 февраля 1564 г. кардиналу Борромею в Рим о состоянии дел в ВКЛ, высказывал мнение, что после соединения литовской и польской армии она должна двинуться на Полоцк. Ничего подобного, как известно, не произошло. Польские солдаты позднее сетовали, что их нарочно задержали вдалеке от места боевых действий, чтобы не делиться с ними результатами эффектной победы.